![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
У Фрейда имеются не две, как многие привыкли считать, а три теории тревоги.
Согласно первой теории, тревога является прямым следствием трансформации неудовлетворенного либидо.
Вторая теория утверждает, что тревога, не только у детей, но и у взрослых, возникает тогда, когда Эго ощущает угрозу сепарации или потерю объекта (в 1905 году Фрейд напрямую связал приступы тревоги у детей с переживанием отсутствия любимого человека: «Происхождение тревоги у детей связано ни с чем иным, как с выражением переживания чувства утраты человека, которого они любят»).
В 1938 году Фрейд выдвинул третью теорию тревоги, высказав идею о том, что тревога возникает тогда, когда Эго ощущает угрозу своей целостности (описав это так: «Эго использует ощущение тревоги как сигнал предупреждения об опасности, угрожающей его целостности»... поскольку Эго стремится реагировать расщеплением на непереносимую реальность (внешнюю или внутреннюю)когда одна часть Эго признает реальность, а другая часть отрицает ее.
Подробнее я хочу остановиться на второй теории.
Фрейд отмечал, что в отличие от нормальной скорби, которая проживается преимущественно на сознательном уровне, патологическая скорбь развивается бессознательно. Меланхолия сопровождается самообвинениями, которые могут достигать даже уровня бредового ожидания наказания.
Он также предполагал, что меланхолические (депрессивные) самообвинения на самом деле направлены на кого-то другого – важное лицо из непосредственного окружения, «которое послужило причиной эмоционального расстройства пациента». Так Фрейд открыл ключ к механизму меланхолии. Это обращение упреков в свою сторону происходит потому, что утраченный объект, ответственный за разочарование, устанавливается заново в Эго, разделенном надвое, одна часть содержит фантазию об утраченном объекте, а другая становится критической силой:
«Таким образом, тень объекта падает на Эго, и последнее, с этого времени, может подвергаться осуждению с особой силой, как если бы это был покинутый объект. Так, утрата объекта была трансформирована в утрату Эго, а конфликт между Эго и любимым лицом - в расщепление»...
Так садистические тенденции в отношении объекта обращаются против самого субъекта. Но садизм, обращенный против самого субъекта, в то же время бессознательно продолжает направляться значимому лицу из непосредственного окружения:
«Обычно пациентам удается отомстить объекту, который является первопричиной, с помощью окольного пути самонаказания и мучения любимого лица своей болезнью; они обращаются к этим средствам во избежание необходимости открыто выражать свою враждебность по отношению к нему».
Иными словами, когда депрессивный человек говорит «я ненавижу себя», на самом деле он говорит «я ненавижу тебя». Это утверждение наполнено бессознательной ненавистью к любимому объекту. Обращение садизма против себя объясняет, почему меланхолики совершают суициды.
Идея расщепления Эго (как специфический защитный механизм против утраты объекта), впоследствии была дополнена отрицанием реальности, свойственным психозам (позже Фрейд ввел идею о частичном отрицании реальности, поражающем только часть Эго – согласующуюся с психотической частью, - в то время как другая часть Эго сохраняет свои связи с реальностью).
Пример интроекции утраченного объекта и обращения против себя ненависти в переносе.
Первый пример описывает несколько депрессивного и амбивалентного пациента, который много раз удивлял меня реакциями на перерывы, связанные с выходными. К примеру, однажды в пятницу я отметил его полную включенность в процесс проработки, радостное настроение и активность, но когда после выходных он пришел на сессию, то был подавлен, молчалив и неудовлетворен и, казалось, был вынужден работать без всякого желания. Радикальные перемены произошли в его отношении ко мне: он как будто потерял ко мне всякий интерес и игнорировал мое присутствие, демонстрировал незаинтересованность. Я был обеспокоен, не понимал, что происходит, и думал, не случилось ли что-нибудь серьезное в его жизни. Единственные слова, которые он произнес, были: «Я - пустое место, я ничего не могу, я ничтожество».
Не сразу я понял, что, обвиняя себя, фактически он обвинял меня. В результате последующих ассоциациях о приближающихся праздниках я смог проинтерпретировать ему, что говоря о себе, в действительности он имплицитно обращался ко мне, говоря, что как аналитик, я – пустое место и ничего не могу сделать. Вместо того, чтобы выразить словами свой гнев на меня за то, что я оставил его одного в такой важный момент, он не сказал ничего, но обратил упрек против себя, показывая мне, что я неспособен что-либо сделать как аналитик.
Пациент немедленно отреагировал на мою интерпретацию: не успел я закончить предложение, как вся его витальность и сила вернулись; казалось, что его депрессия, как по волшебству, растворилась в воздухе, и я услышал, как он вполне определенно высказался по поводу своего гнева на меня. Убежден, что моя интерпретация не только привела его к осознанию своей привязанности и ненависти по отношению ко мне, но и привлекла его внимание к тому, как он обращает против себя агрессию, предназначенную и адресованную мне, смешанному с частью его Эго (интроецированному как утраченный объект).
Следующий пример касается депрессивного обсессивного пациента, который реагировална потерю объекта в ситуации переноса во время анализа, при приближении праздников, тенденцией к саботажу против себя. В переносе это было бессознательным выражением его ярости, обращенной против себя в саморазрушительных садистических и мазохистических проявлениях. В раннем детстве этот человек страдал от того, что его много раз бросали. Он казался недоверчивым, заключенным в скорлупу. Тем не менее, его отношения со мной и окружающими медленно улучшались в ходе анализа.
Он обезопасил свою профессиональную позицию, соотнеся ее со своими возможностями, уменьшилась его склонность считать, что с ним плохо обращаются окружающие его мужчины и женщины. Затем произошел необъяснимый рецидив, настолько сильный, что он не мог нормально работать, и я боялся, что его могут уволить. Я чувствовал, что утратил с ним контакт, он перестал говорить со мной о своих чувствах, а говорил только о работе, где, несмотря на его усилия, обстановка все более накалялась и его начальник все чаще открыто угрожал уволить его.
«Я вгоняю себя в крайность и доведу все до того, что меня вышвырнут», - повторял он мне.
Эти слова напомнили мне о приближении летних каникул, и я подумал, что, стараясь добиться того, чтобы начальник выкинул его, бессознательно он пытается выбросить и меня, так как потеряв работу, он не сможет оплачивать свой анализ.
Он атаковал себя, саботируя свою работу, но он также атаковал и меня. Когда я проинтерпретировал ему, что ненависть, обращенная против себя, бессознательно предназначалась мне, он, не без труда, смог остановить процесс саморазрушения, отвести ненависть от себя и направить ее против объекта, что стало возможным благодаря тому, что в интерпретации соединились аспекты любви и ненависти.
Тревога, как реакция Эго на опасность потери объекта
Центральное положение этой теории тревоги Фрейда основано на разграничении «травматической ситуации», которая затопляет Эго, и «опасной ситуации», которую Эго может предвидеть и запустить сигнал опасности, что делает человека способным отразить эту опасность.
Непосредственной причиной автоматически возникающей тревоги является травматическая ситуация, которая сама по себе предполагает биологическую и психологическую беспомощность незрелого Эго, не способного справляться с растущим напряжением, будь оно внешнего или внутреннего происхождения.
В ходе развития Эго приобретает способность сменить пассивную позицию на активную, распознать опасность и предупредить ее сигналом тревоги: «Изначально тревога является реакцией на беспомощность в момент травматического воздействия, позднее эта реакция воспроизводится в опасных ситуациях в качестве сигнала о помощи».Несмотря на то, что травматические ситуации или ситуации опасности , вызывающие тревогу, видоизменяются с возрастом, все они имеют отношение к сепарации, утрате любимого объекта или любви объекта.
Фрейд точно обозначил опасные моменты в хронологическом порядке.
Опасность рождения; Потеря матери как объекта; Кастрационная тревога; Опасность потери любви Супер-Эго.
Согласно представлениям Фрейда, «боль является реакцией на потерю объекта, в то время как тревога является реакцией на опасность, которую влечет за собой эта потеря, и при последующем смещении, реакцией на опасность потери объекта как такового».
Относительно аффекта (нормальной) скорби он поясняет, что это иная аффективная реакция на потерю объекта: «под влиянием тестирования реальности, для дальнейшего функционирования, пережившему потерю человеку требуется отделиться от несуществующего более объекта».
Цитировано по книге Ж..-М. Кинодо «Приручение одиночества. Сепарационная тревога в психоанализе».